Большой разговор, которого с таким волнением ожидали все трое, состоялся не в главном зале, как предполагал Генрих, а в комнате у матери. Комната на верхнем этаже донжона была не слишком велика и, пожалуй, мало подходила для важного разговора. Но она имела одно большое преимущество – была достаточно удалена от других помещений замка, и здесь можно было говорить без опасения быть услышанными посторонними ушами. Что за тайны кроются за этим? Генрих невольно почувствовал дрожь глубокого волнения в своём теле. Дед, пришедший вместе с ним, был непривычно тих. Мать, женщина в самом расцвете красоты, всегда спокойная и рассудительная, была на удивление бледна и казалась даже немного растерянной. Волнение мальчика стало ещё сильней.
– Садись сюда, на скамеечку, сынок, – позвала она Генриха. – А ты, папа, устраивайся в кресле, здесь тебе будет удобно. Мне же не сидится что-то.
Нада, и правда, не могла усидеть на месте и принялась расхаживать по небольшой комнате – десять шагов в одну сторону, десять в другую.
– То, что я скажу тебе сейчас, Генри, очень важно, – начала она, не гладя на сына. – Это может изменить всю твою жизнь. Но я не намерена больше скрывать от тебя правду твоего рождения.
Женщина замолчала, собираясь с силами. Сын следил за ней тревожным взглядом. Он весь напрягся в ожидании раскрытия тайны, так тяготившей его в последнее время.
– Эту тайну знают только четыре человека, и все четверо свято хранили её все эти годы. И будут хранить дальше. Кроме меня в курсе дела твой дедушка и твой дядюшка Брэд, который живёт сейчас на континенте. И ещё твоя тётка, леди Дебора Стэнтон, но она уберегла нашу тайну ото всех, даже от любимого мужа.
Мать снова замолчала, нервно сжимая руки и продолжая вышагивать по комнате. Волнение мальчика достигло предела.
– Что, мама? Что такого страшного в моём рождении, что о нём никто не должен знать? – не выдержал он.
Тут она повернулась к нему, взглянула в лицо сына огромными взволнованными глазами и почти прошептала:
– Страшного ничего, сынок. Но об этом лучше не говорить вслух. Твой отец – вовсе не рыцарь Филипп де Лан. Это мы с дедушкой придумали такого мифического мужчину, чтобы удовлетворить любопытство окружающих. Ты – сын погибшего двенадцать лет назад короля Англии Ричарда, которого подданные с гордостью называли Ричард Львиное Сердце. Да, сынок, это правда. И я ничуть не жалею о том, что произошло. Я очень любила его, твоего отца. Да и как его было не любить – красавец, храбрец, блестящий рыцарь. Самый блестящий из всех, кто был на земле. И великий монарх, который хорошо заботился о своей стране, хотя практически и не жил здесь. Его мать, твоя бабушка, королева Алиенора следила за тем, чтобы всё здесь было так, как он хотел, и ещё доверенные люди короля, никогда его не подводившие. А он отвоёвывал у французского монарха владения своего отца, твоего деда короля Генриха Плантагенета, которые так бездумно потерял твой дядюшка, нынешний король Иоанн, которого в народе по-прежнему зовут Джоном. Так он и погиб, твой отец, поражённый арбалетной стрелой, засевшей в его плече и отравившей его своим ядом.
Женщина на мгновенье замолчала, вновь болезненно переживая давнюю боль, так и не затихшую в её сердце. Генрих потрясённо молчал, глядя на мать широко открытыми глазами. Глазами её любимого Ричарда.
– Я не была с ним, когда это произошло, сынок. Тогда тебе было уже четыре года, и мы жили здесь, в замке моего отца. Твой дед Кевин принял меня, несмотря на то, что я, по меркам людской морали, согрешила. Ведь я несколько недель жила с королём, зная о том, что у него есть жена. Пусть далеко, пусть нелюбимая, но есть. Я любила его всем сердцем, и никто другой мне не был нужен. А он любил меня так, как мог любить король и неизменно преданный своему рыцарскому долгу мужчина. Для него ничего не было выше рыцарской чести. Он весь был в сражениях. Он был великим полководцем и безоглядно смелым и сильным воином, твой отец. Он был единственным, другого такого нет.
Нада замолчала и, наконец, посмотрела сыну прямо в глаза. Посмотрела требовательным взглядом, желая знать, осуждает он её или, наоборот, гордится ею.
Он гордился и прямо сказал об этом:
– Ты удивительная женщина, мама. Если такой мужчина как король Ричард, которого и сейчас хорошо помнят и почитают в Англии, любил тебя, то ты определённо женщина необыкновенная. Я горжусь тобой. И безмерно горжусь тем, что у меня такой отец. Наконец-то я узнал правду, которая так тревожила меня всё время. Но почему это надо держать в секрете? Почему нельзя говорить об этом вслух?
– Ты ещё слишком молод, мой мальчик, и многого не знаешь, – вступил в разговор барон Кевин, у которого камень с души упал после такой реакции внука, – мы живём теперь под властью короля Джона, человека злобного, злопамятного и слишком сильно любящего власть. Он, не задумываясь, велел убить своего родного племянника Артура, сына его старшего брата Жоффруа Плантагенета, герцога Бретани. Ему было всего шестнадцать, молодому герцогу, графу Ричмонду, когда родной дядя пленил его и велел умертвить.
Барон перевёл дыхание и, покинув удобное кресло, стал расхаживать по комнате, как недавно это делала его дочь. Но речь свою продолжил:
– Мальчик, конечно, был не ангел и претендовал на трон, поскольку твой отец одно время склонялся к тому, чтобы сделать его своим наследником. И пошёл на поводу у французского короля Филиппа, которому были выгодны любые распри в английском королевском доме. Глупый Артур, подстрекаемый французским монархом, позволил втянуть себя в военные действия и совершил большую ошибку. Он осадил крепость Мирабо, где в это время находилась его и твоя бабушка королева Алиенора. Королева-мать не слишком любила своего младшего сына, но изо всех сил поддерживала его королевскую власть. Она совсем не желала отдавать трон в руки бретонской родни и организовала успешную оборону замка. А было ей, заметь, тогда уже под восемьдесят лет. Потрясающая женщина была твоя бабушка, неукротимая Алиенора Аквитанская! Пока старая королева держала оборону замка Мирабо, на помощь к ней подоспел сын. Король Джон разбил силы бретонского герцога, а его самого взял в плен. Сперва он заточил его в замке Фалез, давней резиденции нормандских герцогов, и велел надзиравшему за пленником сэру Юберу де Бургу ослепить и оскопить его. Благородный рыцарь ослушался короля и не совершил этого страшного преступления. Джон сильно разгневался и велел перевести пленника в Руан под надзор сэра Уильяма де Браозе. Тот оказался, по-видимому, менее щепетильным, и через некоторое время тело принца Артура было выловлено из Сены и тайно похоронено в склепе аббатства Бек. Я ещё могу понять силу стремления к власти. Но безжалостно убить шестнадцатилетнего мальчика, своего родного племянника? Нет, такое не укладывается у меня в голове.